Судебные споры и социальные модели современной российской адвокатуры: ответы и вопросы вице-президенту Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации

Подробности

Категория: Новости

Опубликовано 09.11.2020 04:45

Рагулин Андрей Викторович

доктор юридических наук, доцент, адвокат Адвокатской палаты г. Москвы,

вице-президент Гильдии российских адвокатов,

главный редактор журнала «Евразийская адвокатура»,

проректор Российской академии адвокатуры и нотариата

Судебные споры и социальные модели современной российской адвокатуры: ответы и вопросы вице-президенту Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации  

СКАЧАТЬ

1.    Введение

Недавно на официальном сайте организации под наименованием ННО «Федеральная палата адвокатов Российской Федерации» (далее – ФПА РФ) был размещен опус вице – президента этой самой организации, а также и адвокатской палаты Московской области господина М.Н. Толчеева, с  «захватывающим дух» названием «Истцы не доказали установление запрета»[1].

Публикация посвящена небезызвестному[2] Обращению 32-х адвокатов[3] и связанному с ним, недавно опубликованному решению Хамовнического районного суда г. Москвы от 30 сентября 2020 г. по гражданскому делу № 02-0136/2020 (№ 2-3961/19)[4] которым  было отказано в удовлетворении искового заявления Адвокатской палаты Удмуртской республики (далее - АПУР), Палаты адвокатов Республики Алтай (далее - ПАРА) и ряда адвокатов об оспаривании  актов, принятых по поводу этого Обращения - Разъяснения 03/19 Комиссии по этике и стандартам ФПА РФ «По вопросу допустимости обращения адвокатов в правоохранительные органы»[5] (далее - Разъяснение 03/19), Решения Совета ФПА РФ утвердившего это Разъяснение и Резолюции IX Всероссийского съезда адвокатов «О соблюдении адвокатской этики» (далее - Резолюция)[6], представляется необходимым исходя из фактических обстоятельств дела и ряда связанных с ним дел, проанализировать ее содержание.

Из названия опуса, думается, что его автор, будучи не только чиновником от адвокатуры, но и непосредственным участником рассмотрения дела в суде в качестве представителя ФПА РФ, наконец-то, начал открытый правдивый публичный диалог с адвокатским сообществом и появилась надежда, что он, как минимум, достоверно расскажет о ходе процесса, представит в тексте своего произведения детальный анализ обстоятельств дела, подвергнет научно-практическому анализу представленные сторонами доказательства, приведет обстоятельную квалификацию правоотношений сторон и детальное обоснование своей позиции, которую, как он полагает, принял суд.

Но, оказалось, – нет. Ничего этого у автора не вышло.

Вместо этого М.Н. Толчеев преуспел в другом. Автор, жонглируя тезисом о собственном понимании и якобы непонимании президентами АПУР и ПАРА «элементарных вещей о функционировании правосудия», в своем повествовании продемонстрировал проявление парапраксиса, показал «виртуозное» владение приёмами суждения о других людях «по себе», продемонстрировал свое непонимание действительно возложенных на адвокатуру социальных функций, применил широкий спектр способов введения читателя в заблуждение, а также явил общественности свое явное нежелание очистить адвокатуру от тех негативных явлений, названным им «социальными моделями», которые практикуются в деятельности органов корпоративного управления адвокатурой.

2.    О «простоте» и «очевидности»  судебного решения по иску к ФПА РФ

В самом начале своего повествования автор указал: «Решение Хамовнического суда по иску АП Удмуртской Республики оказалось ожидаемо простым и очевидным.»[7].

Сложно, конечно, утверждать, казалось ли решение таким уж «ожидаемо простым и очевидным» для господина М.Н. Толчеева, но вот его непосредственный руководитель, как следует из предпоследнего абзаца его статьи, посвященной регистрации искового заявления АПУР[8], осуществленной 19 августа 2019 года, видимо не был столь проницателен[9]. Да и действия самого автора опуса, свидетельствуют об обратном. Ведь не случайно, его усилиями и за счет средств ФПА РФ, финансируемой, кстати, самими адвокатами через адвокатские палаты российских регионов, являющихся членами этой организации, было многое сделано для того, чтобы решение суда первой инстанции по делу № 02-0136/2020 (№ 2-3961/19), было именно таким, каким оно получилось: немотивированным и противоречащим фактическим обстоятельствам дела. 

В тексте своего опуса автор, демонстрируя нежелание рассматривать вопрос по существу, а также явные признаки парапраксиса, пытается ввести читателя в заблуждение своим утверждением о том что: «совершенно нет смысла для подробного разбора … многостраничных и многочасовых излияний представителей истцов о том, как им не нравится современная адвокатура, о теще башкирского президента, о переизбрании президента Палаты адвокатов Республики Алтай, дисциплинарном производстве в отношении А.В. Рагулина, злоупотреблениях в Мордовской и Московской палатах и многом другом, не имеющем ничего общего с существом спора.».

Тем самым автор подсвечивает тему о том, что именно злоупотребления представителей органов корпоративного управления адвокатурой и явились причиной Обращения 32-х, а также о том, какие действия были предприняты ФПА РФ при непосредственном участии автора в то время, когда судом осуществлялось рассмотрение дела № 02-0136/2020 (№ 2-3961/19).

3.    Обращение 32-х, акты ФПА РФ и дело в Хамовниках

2 марта 2019 г. собравшиеся на проводимой в г. Москве конференции адвокаты и юристы в количестве 32-х человек по просьбе заявителей – адвокатов Адвокатской палаты Республики Башкортостан, изучив представленные ими документы, подписали Открытое обращение на имя Председателя Следственного комитета РФ А.И. Бастрыкина.

В тексте обращения указывалось, что адвокатское и юридическое сообщество России внимательно следит за развитием событий вокруг Адвокатской палаты Республики Башкортостан, связанных финансовыми злоупотреблениями в Адвокатской палате, а из представленных ими материалов доследственной проверки видно, что управленцами Адвокатской палаты РБ, бюджет которой формируется за счет обязательных взносов адвокатов республики, исполняются подозрительные сделки, заключенные при наличии не преодоленного и не санкционированного адвокатами палаты конфликта интересов. В Обращении отмечалось, что заявители, являющиеся адвокатами – членами Адвокатской палаты РБ, обратились с заявлением о возбуждении уголовного дела в республиканское управление Следственного комитета России, однако проверка их заявлений длилась с декабря 2017 года, причем следственным органом неоднократно выносились постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, а затем осуществлялась их немедленная отмена.  Заявители Обращения 32-хпросили не затягивать проверку и принять по ее материалам законное и обоснованное решение, дабы прекратить дискуссии о злоупотреблениях, подрывающих авторитет адвокатуры, либо привлечь виновных к ответственности и тем самым прекратить дальнейшие незаконные действия.

В последующем по фактам, изложенным в заявлении адвокатов – членов Адвокатской палаты Республики Башкортостан в отношении неустановленных сотрудников органов управления адвокатской палаты Республики Башкортостан  было возбуждено уголовное дело по ч. 4. ст. 159 УК РФ (мошенничество в особо крупном размере), расследование которого продолжается[10].

Затем, когда после принятия Разъяснения 03/19 и Резолюции ряд адвокатов из числа 32-х были привлечены к дисциплинарной ответственности и истцами были заявлены иски об оспаривании данных решений, руководством ФПА РФ был предпринят ряд действий, очень, кстати, далеких от пропагандируемых идеалов адвокатской этики.

4.    Судебная волокита и рекордная оперативность или два дела вместо  одного

Во - первых была осуществлена акция по «заволокичиванию» рассмотрения основного дела и сверхсрочному (22 рабочих дня!) проведению в нарушение положений ст. ч.4 ст.151, 181.4, 4 ст. 330 ГПК РФ, п.117 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г.  «параллельного» процесса по иску адвоката Рамалданова Р.А., рассмотренному судьей Хамовнического районного суда Г.Г. Бугыниным[11].

Столь стремительное, нехарактерное быстрое для судов г. Москвы рассмотрение дела сопровождалось умышленным сокрытием от истцов по основному делу факта рассмотрения этим же судьей полностью аналогичного по предмету и основаниям иска с целью не допущения заявления истцами по основному делу ходатайства об объединении дел в одном производстве. А затем, уже после вынесения решения, - с целью недопущения обжалования истцами по основному делу этого решения.

Сокрытие «параллельного процесса» было осуществлено путем отсутствия размещения какой-либо информации о производстве по иску А.Р. Рамалданова на сайте ФПА РФ, в СМИ подконтрольных ФПА РФ, а также путем размещения в карточках дел на сайте Хамовнического районного суда г. Москвы заведомо сфальсифицированных данных об ответчике. А именно: вместо действительного ответчика ОННО «Федеральная палата адвокатов Российской Федерации» в соответствующей карточке дела было сделано указание на несуществующего ответчика – «Палата адвокатов России»[12].

О произошедшем стало известно из СМИ, которые в свою очередь получили соответствующую информацию лишь 3июля 2020 г., после опубликования на сайте Московского городского суда решения об оставлении апелляционной жалобы А.Р. Рамалданова без удовлетворения[13]. 

Из материалов дела по иску А.Р. Рамалданова следует, что оно было рассмотрено в одном судебном заседании, формально, в отсутствие истца; без выяснения уважительности причин обращения истца с самостоятельным иском; без выяснения фактических обстоятельств соблюдения истцом порядка заблаговременного письменного уведомления участников соответствующего гражданско-правового сообщества о намерении обратиться с таким иском в суд и предоставить им иную информацию, имеющую отношение к делу, без выяснения причин и оснований, по которым истец не присоединился к иску по делу № 02-0136/2020 (№ 2-3961/19), без разрешения вопроса о привлечении соистцов по делу № 02-0136/2020 (№ 2-3961/19) к участию в деле по иску Рамалданова А.Р.[14].

При этом как инициаторами иска адвоката А.Р. Рамалданова так и рассматривающими это исковое заявление судами не учтено, что он, не присоединившись к искам по делу № 02-0136/2020 (№ 2-3961/19) и не доказав уважительность причин обращения с самостоятельным иском, на основании ч.ч. 5, 6 ст. 181.4 ГК РФ и п. 17 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 утратил  право на обращение в суд с самостоятельным исковым заявлением. Рассматривая исковые требования адвоката Рамалданова А.Р. без привлечения к участию в деле АПУР и отказывая в удовлетворении исковых требований по делу № 2-355/2020  суд фактически предопределил принятие решения об отказе в иске по делу № 02-0136/2020 (№ 2-3961/19) и лишил АПУР и других соистцов по делу их конституционного права на судебную защиту, на беспристрастное и объективное рассмотрение их законных требований в рамках состязательного судебного процесса. 

В настоящее время, срок апелляционного обжалования, вопреки возражениям ФПА РФ судом восстановлен,  дело по апелляционной жалобе АПУР рассматривается в Московском городском суде.[15]

Наряду с этим, Президент АПУР Д.Н. Талантов, обратился в органы судейского сообщества с жалобой и требованием привлечь судью Бугынина Г.Г. к дисциплинарной ответственности[16], в связи с  чем он 31 июля 2020 г. непосредственно перед началом очередного слушания по делу был по распоряжению Председателя Хамовнического районного суда г. Москвы без предупреждения кого-либо заменен судьей Шевьевой Н.С.[17]

5.    Воздействие ФПА на истцов путем отрешения Президента ПАРА А.П. Ганжи от должности

Во-вторых, ФПА РФ, также с непосредственным личным участием М.Н. Толчеева была осуществлена акция по осуществлению отрешения от должности единоличного исполнительного органа организации соистца по делу – Президента ПАРА А.П. Ганжи.

В рамках этих действий, которым предшествовали осуществляемые в ходе неоднократных командировок М.Н. Толчеева в Республику Алтай длительные переговоры с членами Совета ПАРА, 15 июля 2020 года было проведено заседание Совета ФПА РФ, по итогам которого было принято решение: «обязать Совет Палаты адвокатов Республики Алтай в срок до 1 августа 2020 г. рассмотреть вопрос о прекращении полномочий Александра Петровича Ганжи в качестве президента Палаты адвокатов Республики Алтай и при прекращении полномочий действующего президента - избрать нового президента Палаты в порядке, предусмотренном Законом «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»[18].

Данное решение в настоящее время оспаривается А.П. Ганжой в Хамовническом районном суде г. Москвы (судья – Бугынин Г.Г.) по мотивам постановления решения в отсутствие полномочий Совета ФПА РФ на рассмотрение данного вопроса и противоречия решения основам правопорядка и нравственности[19].

Истцом заявляется, что ни в положениях ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», ни в нормах п. 5.12, 5.21 и п. 5.22 Положения о ПАРА не указывается на возможность прекращения полномочий Президента ПАРА на основании решения Совета ПАРА и на основании принятия решений Советом ФПА РФ, а согласно абз. 4 пункта 2 и п. 3 ст. 65.3 ГК РФ полномочия президента некоммерческой корпорации, как постоянно действующего органа корпорации могут быть досрочно прекращены только на основании решения высшего органа ПАРА - общего собрания членов ПАРА.

Содержание положений подп. 4 п. 3 ст. 37 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» которое исходя из содержания оспариваемого решения, является правовым основанием для его принятия, свидетельствует о том, что данная норма не предоставляет Совету ФПА РФ право принимать решения об обязании Совета ПАРА совершить действия, которые могли бы повлечь фактическую смену лиц, избранных в установленном законом порядке в органы управления ПАРА, в том числе – Президента ПАРА. Совет ФПА РФ  не наделен специальными полномочиями по наделению органов управления адвокатских палат субъектов Российской Федерации (в том числе Совета ПАРА) специальными полномочиями на действия в обход процедуры, установленной в законе и актов адвокатской палаты.[20].

Совет ПАРА, как и следовало ожидать, исполнил предписанное в Решении Совета ФПА, в результате чего, 31 июля 2020 года Советом ПАРА было принято решение о прекращении полномочий А.П. Ганжи в качестве президента ПАРА и избрании Президентом ПАРА Е.Е. Жданова.

Исковое заявление А.П. Ганжи оспаривающее это решение 18 сентября 2020 г. Горно-Алтайским городским судом Республики Алтай было оставлено без удовлетворения, при этом суд, детально не мотивируя свои выводы и вольно трактуя положения законодательства, не применив подлежащий применению  закон (абз. 4 п. 2 и п. 3 ст. 65.3 ГК РФ),  в своем  решении указал: «По мнению суда, исходя из закрепленного подп. 1 п. 3 ст. 31 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации" за Советом Палаты адвокатов полномочия по избиранию из своего состава президента адвокатской палаты, вопрос о досрочном прекращении полномочий президента палаты адвокатов также отнесен к компетенции Совета Палаты адвокатов.[21] В настоящее время данное необоснованное и незаконное решение обжалуется в Верховном Суде Республики Алтай.

6. Неудавшаяся попытка ФПА организовать дисциплинарное преследования  представителя истцов адвоката А.В. Рагулина

В-третьих, с участием  М.Н. Толчеева осуществлена попытка организации отказа ПАРА от иска и попытка необоснованного привлечения  к дисциплинарной ответственности представителя АПУР и ПАРА по делу № 02-0136/2020 (№ 2-3961/19) адвоката А.В. Рагулина, осуществленная путем инициирования направления на него в Адвокатскую палату г. Москвы жалобы от имени исполняющего обязанности Президента ПАРА Е.Е. Жданова.

В рамках данного направления деятельности М.Н. Толчеев, в нарушение ч.2 ст. 14 КПЭА встречался с доверителем адвоката Рагулина А.В. в лице ПАРА в его отсутствие и без его согласия, в нарушение ч.2 ст. 14, п.2 ст. 8, ч.1 ст. 15 КПЭА путем выступления с докладом на заседании Совета ПАРА предоставил Совету недостоверную информацию о произошедших в ходе судебного заседания 23 января 2020 г. событиях, чем убедил ПАРА, в том, что адвокат Рагулин А.В. якобы действовал вопреки интересов ПАРА, а также распространил на своей публичной странице в социальной сети «Facebook» недостоверную информацию, о якобы нарушении адвокатом Рагулиным А.В. норм КПЭА[22]. 

В жалобе, подготовленной отношении адвоката Рагулина А.В. от имени ПАРА во время нахождения Президента ПАРА А.П. Ганжи в отпуске, утверждалось, что он якобы не согласовал свои действия с доверителем в лице ПАРА и действовал вопреки его воле а именно, вопреки направленному по почте заявлению об отказе ПАРА от исковых требований к ФПА РФ, однако каких- либо доказательств этого факта заявителем жалобы не  было представлено. Доводы жалобы также полностью опровергнуты содержанием соглашения об оказании юридической помощи, в котором определена правовая позиция в виде необходимости поддержания предъявленного искового заявления, а по его условиям, адвокат Рагулин А.В. в своей деятельности по представлению интересов ПАРА подотчетен только Президенту ПАРА, и только он вправе давать указания, выражающие волю доверителя в лице ПАРА. Кроме того, заявителем жалобы не было представлено  доказательств того, что Решение Совета ПАРА от 26 декабря 2019 г. об отказе от исковых требований, было доведено до сведения адвоката Рагулина А.В. до судебного заседания, состоявшегося 23 января 2020 г.

При этом, небезынтересно, что в тексте жалобы утверждалось, что адвокат Рагулин А.В. якобы не заявил ходатайство о предоставлении времени на согласование позиции с доверителем и  реализовывал собственные политические и правовые воззрения транслируя их от имени ПАРА, однако данные утверждения полностью опровергаются аудиопротоколом судебного заседания, согласно которому адвокатом Рагулиным А.В. никакие политические и правовые воззрения не транслировались,  делались ссылки на нормы законодательства, по его ходатайству был объявлен перерыв для осуществления связи с доверителем для согласования позиции.

29 июля 2020 г. Квалификационная комиссия адвокатской палаты г. Москвы по данной жалобе, несмотря на то, что адвокат Рагулин А.В. и Президент ПАРА АП Ганжа настаивали на рассмотрении жалобы по существу, вынесла заключение о необходимости прекращения дисциплинарного производства, вследствие отзыва жалобы.  В возражении на заключение указано, что у Комиссии отсутствовало указанное в ч.7 ст. 19 КПЭА письменное заявление об отзыве жалобы, то есть отсутствовал единственный повод для принятия решения о прекращении дисциплинарного производства, ввиду отзыва жалобы, допущено неправильное применение норм материального права (ошибка в толковании закона и КПЭА) вследствие чего ею, без учета положений Преамбулы и ч. 3 ст. 19 КПЭА, фактических обстоятельств дела и без учета позиции участников дисциплинарного производства, сделан неправильный вывод об отсутствии необходимости рассмотрения дисциплинарного дела по существу, необоснованно оставлен без внимания предложенный адвокатом Рагулиным А.В. способ разрешения дисциплинарного дела.

Принимая решение о прекращении дисциплинарного производства Комиссия уклонилась от достижения его действительных целей, которые состояли, в том числе и в установлении обоснованности жалобы, в проверке доводов Рагулина А.В. о противоправных действиях связанных с инициированием возбуждения дисциплинарного производства, которые, для действительного достижения целей дисциплинарного производства, необходимо было зафиксировать, обсудить и исключить из дальнейшей практики деятельности адвокатских палат.

Также обращает на себя внимание, что в процессе рассмотрения дисциплинарного дела Квалификационной комиссией которое осуществлялось в форме Online-заседания  посредством связи через систему ZOOM, неизвестное лицо, перебивая уже начавшийся доклад члена Комиссии по обстоятельствам дела, осуществило звонок по телефону председательствующему А.В. Сучкову и осуществило дачу ему неких указаний, что зафиксировано на видеозаписи заседания Комиссии. Данное обстоятельство зафиксировано при помощи аудиозаписи[23]. После этого звонка, по распоряжению председательствующего в заседании был объявлен незапланированный перерыв после которого, на повторный вопрос А.В. Сучкова президент ПАРА А.П. Ганжа повторно указал, что доводы жалобы он не поддерживает, на что А.В. Сучковым было объявлено, что по результатам этой позиции квалификационная комиссия остается на совещании. Затем, председательствующим А.В. Сучковым было объявлено, что члены квалификационной комиссии проголосовали за необходимость прекращения дисциплинарного производства вследствие отзыва жалобы. Игнорирование возражений и заявлений участника дисциплинарного производства, переговоры с неизвестными лицами во время заседания и очевидное выполнение  указаний этих лиц, повлиявших на результат рассмотрения дела, ставят под сомнение независимость и беспристрастность Комиссии.

30 сентября 2020 г. (в день вынесения судом первой инстанции решения по иску в Хамовническом районном суде г. Москвы) Совет Адвокатской палаты с заключением квалификационной комиссии согласился, однако мотивированного решения этого до настоящего момента в адрес адвоката А.В. Рагулина не направил.

Кстати отказ ПАРА от иска, повторно заявленный Е.Е. Ждановым от его имени как от Президента ПАРА, рассмотренный судом 30 сентября 2020 г., не был принят судьей Шевьевой Н.С., рассмотревшей дело № 02-0136/2020 (№ 2-3961/19) на том основании, что полномочия этого лица не подтверждены, а в ЕГРЮЛ имеется запись о том, что лицом, правомочным действовать без доверенности от имени ПАРА является Президент ПАРА А.П. Ганжа.

Противоречащие же положениям КПЭА действия вице-президента ФПА РФ, вице-президента АПМО, адвоката Толчеева М.Н., представляющего ФПА РФ в гражданском процессе, являются нарушающим ч.1 ст. 18 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» вмешательством в адвокатскую деятельность адвоката Рагулина А.В. со стороны Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации, состоящим в инициировании необоснованного привлечения адвоката Рагулина А.В. к дисциплинарной ответственности за якобы допущенные им в отношении ПАРА нарушения.

В то же время, нельзя не отдать должное Квалификационной комиссии и Совету Адвокатской палаты г. Москвы в том, что инспирированная ФПА РФ попытка оказания воздействия на адвоката, представляющего противоположную ФПА РФ сторону в значимом для адвокатуры судебном процессе, не прошла.

7.    Логические подмены и введение в заблуждение – характерные приемы представителей ФПА РФ?

Далее, говоря о сути спора, рассмотренного Хамовическим районным судом г. Москвы,  автор опуса указывает: «На самом деле в основе происходящего – все та же логическая подмена, которую так любят использовать истцы как в процессуальных документах, так и в своих публичных высказываниях», при этом в своем повествовании М.Н. Толчеев сам же и осуществляет эту самую логическую подмену о которой он пишет.

Так, автор переводит свое повествование на то, что истцы якобы «настаивают, что должна существовать взаимозависимость между объемами сказанного и написанного ими и объемом решения суда. Безотносительно к правовому существу вопроса.». Вот тут-то вице-президет ФПА РФ опять попадает «впросак», ведь ни о какой взаимозависимости объема представленных доводов и объема решения суда истцы не заявляли, это – не что иное, как выдумка автора. Хотя, вполне возможно, что М.Н. Толчеев, перепутал объем решения суда, о котором он сам ведет речь, с абсолютно обоснованным тезисом о том, что опубликованное решение является немотивированным о чем действительно упоминалось в одной из публикаций в социальной сети, что, однако совсем не одно и то же![24]

Это неочевидно для Вице-президента ФПА РФ или он сознательно пытается ввести читателя в заблуждение? Дальнейшее повествование показывает, что скорее – второе.

Так, автор опуса пишет: «Истец оспаривает Разъяснение КЭС по мотиву его несоответствия материальному закону. Намеренно примитивизируя и искажая смыслы, заложенные в Разъяснении, истец утверждает, что этим актом якобы создан запрет на обращение адвокатов в государственные органы, сформулирована новая норма поведения. …Для юриста очевидно, что писанный запрет, как любая норма, должен содержать гипотезу, а также четко выраженные диспозицию и санкцию. И здесь мы получаем первую и основную подмену.» На этом основании, как полагает автор опуса, «истцы так и не смогли сформулировать, какое правило они оспаривают. Не смогли они ответить и на вопрос, из каких слов Разъяснения следует санкция за обращение в государственные органы. Поскольку ее там просто нет.».

Тут, М.Н. Толчеев опять пытается ввести читателей в заблуждение, ибо и в письменных объяснениях врученных суду и ответчику в ходе судебного заседания, а также в устных объяснениях, данных в ходе судебного заседания, что зафиксировано в том числе и в протоколе и аудиозаписях судебного заседания, истцами неоднократно заявлялось, что, обязательное для соблюдения и исполнения для адвокатов и адвокатских палат субъектов Российской Федерации содержание Разъяснения 03/19, Решения Совета ФПА РФ, Резолюции Всероссийского съезда адвокатов, противоречащее основам правопорядка и нравственности выражено в:

1). Разъяснении Комиссии по этике и стандартам по вопросу допустимости обращения адвокатов в правоохранительные органы от 17 апреля 2019 года, утвержденном решением Совета Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации 17 апреля 2019 г. в следующих утверждениях:

(1) «Обращение адвокатов в органы государственной власти, а тем более в правоохранительные органы с заявлением о проведении проверки в отношении органов адвокатского самоуправления заслуживает осуждения со стороны адвокатского сообщества» (абзац второй Разъяснения).

(2) «Требование или призыв ко вмешательству в деятельность органов адвокатского самоуправления либо осуществлению в отношении них проверочных и контрольных мероприятий органами государственной власти, в том числе осуществляющими уголовное преследование, ведёт к подрыву принципов независимости и корпоративности и недопустимо для членов адвокатского сообщества» (абзац третий Разъяснения).

(3) «Такого рода обращения адвокатов в органы государственной власти либо в правоохранительные органы демонстрируют пренебрежение моральными традициями адвокатуры и требованиями профессиональной этики» (абзац четвёртый Разъяснения).

(4) «Такое поведение адвоката прямо противоречит пункту 2 статьи 5 Кодекса профессиональной этики адвоката, согласно которому адвокат должен избегать действий (бездействия), направленных к подрыву доверия к нему или к адвокатуре. Кроме того, пункт 5 статьи 9 Кодекса профессиональной этики адвоката содержит принципиальное указание о том, что в любой ситуации, в том числе вне профессиональной деятельности, адвокат обязан сохранять честь и достоинство, избегать всего, что могло бы нанести ущерб авторитету адвокатуры или подорвать доверие к ней, при условии, что принадлежность адвоката к адвокатскому сообществу очевидна или это следует из его поведения (абзац пятый Разъяснения);

(5) «Указанные нарушения законодательства об адвокатуре и адвокатской деятельности и норм профессиональной этики адвоката должны становиться поводом для дисциплинарного реагирования уполномоченных органов адвокатского самоуправления и возможного привлечения адвокатов к дисциплинарной ответственности» (абзац шестой Разъяснения);

2) В Резолюции Всероссийского съезда адвокатов от 18 апреля 2019 г.  «О соблюдении адвокатской этики» - в утверждениях:

(1) «Призывать к любому органу государственной власти, а тем более к тому, которому адвокаты противостоят как защитники в уголовном процессе, о проведении проверки финансово-хозяйственной деятельности адвокатской палаты, – значит игнорировать принципы самоуправления и корпоративности адвокатуры, подрывать её независимость» (абзац пятый Резолюции Съезда).

(2) Поэтому решительного осуждения заслуживают высокомерное, пренебрежительное отношение как к коллегам, избранным в органы палаты, так и к коллегам – членам другой адвокатской палаты, отказ им в способности самим решать внутренние вопросы сообщества. Такого рода действия, независимо от побуждений, их вызвавших, насаждают чуждую адвокатуре атмосферу подозрительности и доносительства, губительны для профессии, основанной на отношениях доверия и взаимной поддержки, и при определенных обстоятельствах могут стать предметом дисциплинарного разбирательства. (абзац шестой Резолюции Съезда).

В то же время, в решении суда по делу не подвергнуто обстоятельному анализу и фактическое содержание оспариваемой Резолюции Всероссийского съезда адвокатов от 18 апреля 2019 г. «О соблюдении адвокатской этики», также ограничивающей право адвоката на обращение в государственные органы относительно деятельности руководства органов корпоративного управления адвокатурой.

Судом не учтено, что принимая соответствующие акты, содержание которых не прямо никак не следует из положений ст. 5 и ст. 9 КПЭА, органы ФПА РФ под предлогом защиты принципов независимости, самоуправления и корпоративности адвокатуры (ч. 2 ст. 3 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации») и в Разъяснении 03/19  и в Резолюции и фактически и юридически установили новое правило профессионального поведения адвокатов, а именно: «Адвокатам запрещается обращаться в органы государственной власти с заявлениями о проведении проверки в отношении органов адвокатского самоуправления под угрозой привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности, которое может повлечь за собой прекращение статуса адвоката и лишение права на профессию».

Тем не менее, автор опуса своими немотивированными оторванными от фактических обстоятельств дела и фактических обстоятельств судебного рассмотрения дела утверждениями, пытается привести читателя к якобы правильности своего последующего утверждения о том, что решение суда якобы содержит ответ на первоначальный и центральный вопрос: «истцы не доказали, что оспариваемым Разъяснением установлен запрет на обращение».

Однако анализ текста решения в совокупности с материалами дела, показывает, что в действительности,  все не совсем так, а скорее – совсем не так, как утверждает М.Н. Толчеев.

8.   Суд пришел к ошибочном выводам!

Из материалов дела и текста решения следует, что окончательный вывод суда по существу спора является ошибочным и противоречащим установленным судом обстоятельствам дела. Эта ошибка возникла в результате того, что суд не применил в отношении сделанного им правильного и позитивного для истца вывода о фактических обстоятельствах дела подлежащие применению нормы материального права.

Суд пришел к выводу о том, что «оснований для признания оспариваемых решений недействительными, как противоречащих основам правопорядка и нравственности, не имеется». Этот вывод обосновывается судом теми соображениями, что «оспариваемые решения не содержат расширительного толкования составов дисциплинарных проступков, установленных Федеральным законом "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", Кодексом профессиональной этики адвоката, не устанавливают дисциплинарную ответственность адвоката за сам факт обращения в правоохранительные органы, а лишь указывают на возможность привлечения к дисциплинарной ответственности в такой ситуации при наличии определенных обстоятельств, то есть в тех случаях, когда будет установлено наличие состава дисциплинарного проступка, предусмотренного Федеральным законом "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", Кодексом профессиональной этики адвоката». Соответственно, как указывает суд, «оспариваемые решения не содержат запретов, обязательных к исполнению адвокатами, не препятствуют реализации членам адвокатского сообщества конституционного права на обращение в правоохранительные органы».

Этими соображениями мотивация решения исчерпывается.

К указанным ошибочным выводам суд пришел в результате того, что он не применил к правильно установленным им фактическим обстоятельствам дела подлежащие применению нормы материального права, а именно:

- Суд признал то обстоятельство, что «согласно указанному Разъяснению, Комиссия Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации полагает, что направление адвокатами обращений в органы государственной власти либо в правоохранительные органы с требованием проведения проверки в отношении органов адвокатского самоуправления противоречит положениям п.2 ст.5, п.5 ст.9 Кодекса профессиональной этики адвоката».

Уже этот верно установленный судом факт является достаточным для удовлетворения иска, поскольку: согласно положениям п.2 ст.5, п.5 ст.9 Кодекса профессиональной этики адвоката (далее – КПЭА) на которые содержится ссылка в Разъяснении КЭС ФПА РФ, «адвокат должен избегать действий (бездействия), направленных к подрыву доверия к нему или к адвокатуре»; «в любой ситуации, в том числе вне профессиональной деятельности, адвокат обязан сохранять честь и достоинство, избегать всего, что могло бы нанести ущерб авторитету адвокатуры или подорвать доверие к ней, при условии, что принадлежность адвоката к адвокатскому сообществу очевидна или это следует из его поведения».

Содержание приведенных статей КПЭА сводится к адресованному адвокатам общему запрету неэтичного, причиняющего ущерб корпоративным интересам адвокатуры, поведения. Никаких конкретных поведенческих правил эти нормы КПЭА не содержат.

Оспариваемое Разъяснение КЭС ФПА РФ наполняет указанные общие нормы КПЭА конкретным «материальным содержанием», формулируя правило, по которому «направление адвокатами обращений в органы государственной власти либо в правоохранительные органы с требованием проведения проверки в отношении органов адвокатского самоуправления» является одним из конкретных составов этически-девиантного поведения.

Констатация недопустимости обращений адвокатов в органы государственной власти и правоохранительные органы выражена в оспариваемом Разъяснении предельно ясно: «Требование или призыв ко вмешательству в деятельность органов адвокатского самоуправления либо осуществлению в отношении них проверочных и контрольных мероприятий органами государственной власти, в том числе осуществляющими уголовное преследование, ведет к подрыву принципов независимости и корпоративности и недопустимо для членов адвокатского сообщества» (третий абзац Разъяснения).

Таким образом, суд признал, что, согласно положениям оспариваемых истцом решений органов ФПА РФ, направление адвокатами обращений в органы государственной власти либо в правоохранительные органы с требованием проведения проверки в отношении органов адвокатского самоуправления противоречит установленным КПЭА требованиям сохранения чести и достоинства адвоката, наносит ущерб авторитету адвокатуры и подрывает доверие к ней.

Между тем, утвержденные Решением Совета ФПА Разъяснения КЭС ФПА РФ по вопросам применения кодекса профессиональной этики имеют обязательную для адвокатов и адвокатских палат силу исходя из положений ч.7 ст. 37, ст. 37.1 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» ст.ст. 27, 32, 35.1 Устава ФПА РФ, ст. 2 и ч. 3 ст. 8 Регламента КЭС ФПА РФ.

Более того, в самом тексте оспариваемого истцом Разъяснения КЭС ФПА РФ также содержатся указание на обязательность этого решения: «Настоящее Разъяснение вступает в силу и становится обязательным для всех адвокатских палат и адвокатов после утверждения Советом Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации и опубликования на официальном сайте Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации в сети «Интернет» (седьмой абзац Разъяснения). Позиция истца в судебном заседании содержала более подробную дополнительную мотивацию обязательности оспариваемых решений для адвокатов и адвокатских палат исходя из иных фрагментов текста оспариваемого Разъяснения (например – п.1 письменных объяснений истца от 27 августа 2020 года).  

Обязательность оспариваемых решений для адвокатов и адвокатских палат суд сомнению не подвергает.

Предельно понятно, что обязательность сформулированного в оспариваемом решении органов ФПА РФ правила (о «недопустимости» обращений адвокатов в государственные органы) означает адресованный адвокатам запрет поступать вопреки этому решению (то есть обращаться в госорганы), поскольку, согласно ст.1 КПЭА, Кодекс устанавливает обязательные для адвоката правила поведения при осуществлении им адвокатской деятельности.

Вывод из сказанного предельно прост: суд признал, что органы ФПА РФ сформулировали обязательное для адвокатов и адвокатских палат правило, запрещающее адвокатам обращаться в государственные и правоохранительные органы.

Следующим необходимым шагом должного судебного разбирательства должна была стать оценка этого установленного судом факта с точки зрения положений действующего законодательства. Однако судом такая оценка при вынесении решения не осуществлена.

Между тем, обращение адвокатов в органы государственной власти либо в правоохранительные органы не может быть признано «недопустимым», поскольку это противоречит положениям ч. 1 ст. 15,  ст. 17, 18, 19, ч.3 ст.29, ст.33, ст.55 Конституции Российской Федерации, ст. 1 Гражданского кодекса Российской Федерации, ст. 2, ст.6 Федерального закона от 02.05.2006 № 59-ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации», ст. 29 Всеобщей декларации прав человека, ст. 19 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, ст. 17 Декларации о праве и обязанности отдельных лиц, групп и органов общества поощрять и защищать общепризнанные права человека и основные свободы.

Таким образом, применение к в целом правильно установленным судом фактическим обстоятельствам дела соответствующих норм материального права неизбежно привело бы суд к выводу о незаконности оспариваемых решений органов ФПА РФ и необходимости их отмены по основанию их противоречия основам правопорядка и нравственности.

При таких обстоятельствах судебное решение подлежит отмене ввиду неправильного применения норм материального права (неприменения закона, подлежащего применению).

9.    Несоответствие выводов суда фактическим обстоятельствам дела и подтверждающих их доказательствам

 Положенный в основу судебного решения вывод о том, что «оспариваемые решения не содержат запретов, обязательных к исполнению адвокатами, не препятствуют реализации членам адвокатского сообщества конституционного права на обращение в правоохранительные органы» не соответствует обстоятельствам дела.

При этом судом проигнорировано заявленное истцом основание иска – оспариваемые решения органов ФПА РФ являются ничтожными, так как они приняты по вопросу, не относящемуся к их компетенции. 

Судом, тем не менее, правильно определено, что обжалуемыми решениями органов ФПА РФ установлено, что «направление адвокатами обращений в органы государственной власти либо в правоохранительные органы с требованием проведения проверки в отношении органов адвокатского самоуправления противоречит положениям п.2 ст.5, п.5 ст.9 Кодекса профессиональной этики адвоката».

Согласно ст.1 КПЭА, Кодекс устанавливает обязательные для адвоката правила поведения при осуществлении им адвокатской деятельности.

При таких обстоятельствах оспариваемые решения органов ФПА РФ, наполняющие общие положения п.2 ст.5, п.5 ст.9 КПЭА конкретным «материальным содержанием» в виде отдельного состава дисциплинарного нарушения («недопустимое» обращение адвоката в органы государственной власти и в правоохранительные органы), формулирует для адвокатов соответствующий запрет. Такой запрет формируется впервые, поскольку в действующем КПЭА его не существует.

С этой точки зрения довод суда о том, что «оспариваемые решения не содержат расширительного толкования составов дисциплинарных проступков, установленных Федеральным законом "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", Кодексом профессиональной этики адвоката» ошибочен.

Истцы согласны с судебным решением в том смысле, что ни Совет ФПА РФ, ни КЭС ФПА РФ не вправе самостоятельно формулировать новые составы дисциплинарных проступков, поскольку это правомочие, как верно указывает суд, является сферой исключительной компетенции Всероссийского Съезда адвокатов (п.2 ч.2 ст.ст.36 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»).

Именно это соображение и было положено в основу Заявления истца об изменении основания иска от 21 ноября 2019 года (в заявлении истец указывает, что оспариваемые решения ответчика являются ничтожными, поскольку приняты по вопросам, не относящимся к компетенции Совета и КЭС ФПА РФ).

Однако в нарушение требований ч.1 ст.195, п.2 ч.4 ст.198 ГПК РФ это основание иска было оставлено судом без реагирования. Более того, в нарушение требований ч.3 ст.198 ГПК РФ это заявленное истцом основание иска в описательной части обжалуемого решения даже не упомянуто.

Представляется очевидным, что изначально недействительное (ничтожное), в силу противоречия основам правопорядка и нравственности, решение собрания не может стать законным лишь потому, что оно было принято с превышением полномочий этого собрания. Напротив, двойное нарушение, допущенное КЭС ФПА РФ и Советом ФПА РФ (1. материально-правовое и 2. по превышению компетенции субъекта), лишь усугубляет имеющийся факт нарушения этими органами прав адвокатов и адвокатских палат и формирует дополнительное основание для удовлетворения искового заявления.

При таких обстоятельствах судебное решение подлежит отмене ввиду несоответствия выводов суда первой инстанции, изложенных в решении суда, обстоятельствам дела, а также в силу его необоснованности (полное игнорирование судом заявленных истцом оснований иска).

Наряду с этим, выводы суда, касающиеся содержания оспариваемых решений органов ФПА, не соответствуют их действительному содержанию. Эти выводы судом не мотивированы.  Судом  грубо нарушены требования закона об осуществления правосудия на основе состязательности, непосредственности и устности судебного разбирательства, что выразилось в игнорировании судом всего массива представленных истцом доказательств и доводов. Более того, судом не исследован предмет спора - оспариваемые решения органов ФПА РФ.

Так, решение суда строится на том утверждении, что оспариваемые решения ответчика не содержат расширительного толкования состава дисциплинарных проступков и не устанавливают ответственность адвоката за сам факт обращения в правоохранительные органы, а лишь указывают на возможность привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности при наличии в действиях адвоката состава дисциплинарного проступка.

Выше показано, что, в действительности, оспариваемые решения органов ФПА РФ сформулировали самостоятельное правило об абсолютной, вне связи с какими бы ни было иными привнесенными обстоятельствами, недопустимости обращения адвокатов в государственные (правоохранительные) органы на органы адвокатского самоуправления. С этой точки зрения решениями органов ответчика сформулировано новое материально-правовое основание для привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности.

Ошибка в оценке действительного содержания оспариваемых решений произошла в результате отказа суда исследовать как сами оспариваемые решения, так и представленные истцом доказательства.

Так, судом не были исследованы (оглашены) оспариваемые истцом Разъяснение № 03/19 Комиссии по этике и стандартам по вопросу допустимости обращения адвокатов в правоохранительные органы и Решение Совета Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации об утверждении Разъяснения № 03/19 Комиссии по этике и стандартам по вопросу допустимости обращения адвокатов в правоохранительные органы, а также оспариваемая иными соистцами  Резолюция IХ Всероссийского съезда адвокатов «О соблюдении адвокатской этики».

 Вынесение решения по поводу законности и содержания не исследованных в судебном заседании документов является абсурдным.

Более того, по ходатайству НО «Адвокатская палата Удмуртской Республики» суд приобщил к материалам дела следующие письменные доказательства и видео (аудио) запись:

- Комиссионное научно-консультативное лингвистическое заключение № 03-01/20 от 20 января 2020 года;

- Дополнительное комиссионное научно-консультативное лингвистическим заключением № 03-08/20 от 27 августа 2020 года;

- Лингвистическое исследование информационных (текстовых) материалов от 27 декабря 2019 года;

- Заключение специалиста-лингвиста от 19 февраля 2020 года.

- Статью за авторством Президента ФПА РФ Ю.С.Пилипенко «Адвокатура свой выбор сделала».

- Редакционную статью ФПА РФ «Порицание доносительства – традиция адвокатуры».

- DVD-диск с видеозаписью фрагмента IХ Всероссийского съезда адвокатов.

Требования истца об изучении всех названных выше приобщенных к делу доказательств были судом проигнорированы.

Названный DVD-диск с видеозаписью фрагмента IХ Всероссийского съезда адвокатов суд попытался просмотреть, но секретарь суда доложила, что используемая аппаратура не позволяет воспроизвести записанный на нем звук (аппаратура была неисправна). На этом попытка исследования доказательства завершилась.

Между тем, согласно положениям ст.181 ГПК РФ, письменные доказательства должны быть оглашены в судебном заседании, после чего лица, участвующие в деле, могут дать объяснения. Согласно положениям ст.185 ГПК РФ видеозаписи также воспроизводятся в судебном заседании.

 Указанные доказательства подтверждали заявленные НО «Адвокатская палата Удмуртской Республики» требования, - в частности, свидетельствовали о противоречии Разъяснения № 03/19 Комиссии по этике и стандартам и утвердившего это Разъяснение Решения Совета ФПА РФ от 17 апреля 2019 года основам правопорядка и нравственности.

Особое внимание стоит уделить произвольному и ничем не мотивированному  отказу суда исследовать приобщенные к материалам дела в качестве доказательств заключения лингвистов, выводы которых противоречат голословному и ошибочному выводу суда о содержании оспариваемых решений:

- Согласно Комиссионного научно-консультативного лингвистического заключения № 03-01/20 от 20 января 2020 года специалистов Гильдии лингвистов-экспертов по документальным и информационным спорам в тексте Разъяснения № 03/19 Комиссии по этике и стандартам по вопросу допустимости обращения адвокатов в правоохранительные органы от 17 апреля 2019 года, утвержденного решением Совета Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации 17 апреля 2019 г. содержится обязательное для исполнения адвокатами и адвокатскими палатами правило (запрет) о недопустимости обращения адвокатов в органы государственной власти, либо в правоохранительные органы с требованием проведения проверки в отношении органов адвокатского самоуправления.

- Аналогичные выводы содержатся в лингвистическом исследовании информационных (текстовых) материалов от 27 декабря 2019 года.

- Согласно Дополнительному комиссионному научно-консультативному лингвистическому заключению  специалистов Гильдии лингвистов-экспертов по документальным и информационным спорам № 03-08/20 от 27 августа 2020 года правило о недопустимости обращения адвокатов в государственные органы власти либо в правоохранительные органы с требованием проведения проверки в отношении органов адвокатского самоуправления, сформулированное в Разъяснении № 03/19, выражающее запрет на подобные обращения, не включает в себя каких бы то ни было дополнительных условий применения этого правила и этого запрета (то есть того, о чем пишет суд). При этом ни одно из упоминаемых в тексте Разъяснения № 03/19 свойствах и последствиях обращения адвоката в государственные органы власти либо в правоохранительные органы не является сформулированным в тексте указанного Разъяснения условием применения содержащихся в тексте Разъяснения правила и связанного с ним запрета.

Таким образом, согласно заключениям специалистов-лингвистов, оспариваемое Разъяснение 03/19 cодержит в себе адресованный адвокатам абсолютный запрет на их обращение в органы государственной власти либо в правоохранительные органы с требованием проведения проверки в отношении органов адвокатского самоуправления. В заключении специалиста-лингвиста от 19 февраля 2020 года аналогичные выводы сделаны и в отношении оспариваемой соистцами Резолюции IХ Всероссийского съезда адвокатов «О соблюдении адвокатской этики».

В составлении названных заключений участвовали ведущие отечественные специалисты в области лингвистики – доктора и кандидаты филологических наук, профессора специализированных в области лингвистики и филологии кафедр ведущих ВУЗов России, имеющие многолетний опыт научной и экспертной деятельности (более 30 и даже 40 лет).  Эти заключения специалистов в области лингвистики судом проигнорированы по следующему не мотивированному и противоречащему положениям закона  основанию: «При этом, лингвистические исследования и заключения доказательного значения при рассмотрении настоящего дела не имеют».

Очевидно, что приведенный судом довод абсурден. Лингвистика как отрасль специального познания занимается изучением продуктов речевой (письменной) деятельности. Соответственно, предметом проведенных лингвистических исследований является выявление смыслового содержания высказываний и текста оспариваемых по делу решений. Представляется очевидным, что разрешить спор, не выявив истинное смысловое содержание оспариваемых решений органов ФПА РФ просто невозможно. Отказ суда огласить текст оспариваемых решений, а равно представленных истцом письменных доказательств и, прежде всего, заключений специалистов-лингвистов, противоречит требованиям ст.ст.181, 185 ГПК РФ, ст.12, 53 ГПК РФ (осуществление правосудия на основе состязательности и равноправия сторон), ст.157 ГПК РФ (непосредственность и устность судебного разбирательства).

10.  Немотивированность судебного решения

Наряду с этим, анализ мотивировочной части решения суда показывает, что судом при составлении решения нарушены положения ч. 1 ст. 195 ГПК РФ, согласно которой решение суда должно быть законным и обоснованным, а также ч. 4 ст. 198 ГПК РФ, в которой устанавливается, что в мотивировочной части решения суда должны быть указаны не только выводы суда, вытекающие из установленных им обстоятельств дела, но и доказательства, на которых основаны выводы суда об обстоятельствах дела и доводы в пользу принятого решения, мотивы, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле, законы и иные нормативные правовые акты, которыми руководствовался суд при принятии решения, и мотивы, по которым суд не применил законы и иные нормативные правовые акты, на которые ссылались лица, участвующие в деле.

Верховный суд Российской Федерации в своем Постановлении от 19 декабря 2003 г. № 23 "О судебном решении" указывал, что "Решение является обоснованным тогда, когда имеющие значение для дела факты подтверждены исследованными судом доказательствами, удовлетворяющими требованиям закона об их относимости и допустимости, или обстоятельствами, не нуждающимися в доказывании (статьи 55, 59-61, 67 ГПК РФ), а также тогда, когда оно содержит исчерпывающие выводы суда, вытекающие из установленных фактов».

В постановлениях ЕСПЧ также подчеркнуто значение мотивированности судебных актов: «…роль мотивированного решения состоит в том, что оно доказывает сторонам, что их позиции были выслушаны. Кроме того, мотивированное решение дает возможность какой-либо стороне обжаловать его, а апелляционной инстанции – возможность пересмотреть его» (Постановление от 11 января 2007 по делу «Кузнецов и другие против РФ», п.83, Постановления по делу «Хирвисаари против Финляндии» от 27.09.2001 п. 30; Постановление ЕСПЧ по делу "Хаджианастасиу против Греции"от 16.12.1992 г).

Таким образом судом нарушены положения ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Требования закона и Постановлений Пленума Верховного суда РФ судьей Шевьевой Н.С. при вынесении решения также проигнорированы.

Из содержания решения, в сопоставлении с материалами дела, усматривается, что доказательства, на которых основаны выводы суда об обстоятельствах дела и доводы в пользу принятого решения в его тексте не приведены, как не перечислены и мотивы, по которым суд отверг представленные истцом доказательства, по которым суд отклонил приведенные в обоснование требований истца доводы,  мотивы, по которым суд не применил законы и иные нормативные правовые акты, на которые ссылались истцы. Так, например, суд указал, что оспариваемые акты приняты в рамках компетенции органов адвокатского самоуправления, однако доводы об обратном, заявленные истцами и основанные на содержании этих актов и положениях законодательства, а также Устава ФПА и Регламента КЭС ФПА,  суд не учел и не опроверг.

При таких обстоятельствах судебное решение подлежит отмене ввиду несоответствия выводов суда первой инстанции, изложенных в решении суда, обстоятельствам дела, а также грубого нарушения норм процессуального права, повлекшего ошибочные выводы суда.

11. Незаконность состава суда

Наряду с этим дело было рассмотрено незаконным составом суда. Как уже указывалось, дело изъято из производства судьи Бугынина Г.Г. и передано судье Шевьевой Н.С. без предусмотренных законом оснований и вне предусмотренного ГПК РФ процессуального порядка, что привело к принятию судебного решения в незаконном составе суда.  

Вплоть до 30 июля 2020 года дело находилось в производстве судьи Бугынина Г.Г. Согласно пояснениям судьи Шевьевой Н.С., данным ей в рамках рассмотрения дела, дело было передано ей исключительно на основании рукописной записи Председателя Хамовнического районного суда г. Москвы Похилько К.А. Эта запись содержится в материалах дела и представляет следующий текст - «Шевьева Н.С.», дата – «30.07.2020 г.» и нечитаемая подпись, являющейся, по словам судьи Шевьевой Н.С., подписью Похилько К.А.

Даже если абстрагироваться от иных приведенных ниже доводов, указанный текст не может свидетельствовать о намерении председателя Хамовнического районного суда г. Москвы «передать» дело для рассмотрения судье Шевьевой Н.С.

Названную лишенную смысла запись невозможно воспринимать в качестве процессуального документа. Между тем, любые судебные постановления принимаются в предусмотренной ГПК РФ процессуальной форме – в частности, определений суда (ст.13 ГПК РФ).

На основании ч.1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона.

На основании ст. 47 Конституции Российской Федерации никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом. Исходя из положений ч.2 ст. 157 ГПК РФ разбирательство дела происходит при неизменном составе судей. 

Согласно обязательной для правоприменения правовой позиции Конституционного суда Российской Федерации, выраженной в Определении от 24 октября 2013 г. № 1601-О, ГПК РФ «допускает возможность замены одного из судей в процессе рассмотрения дела в случае заявленного и удовлетворенного в порядке, установленном данным Кодексом, самоотвода или отвода судьи, длительного отсутствия судьи ввиду болезни, отпуска, пребывания на учебе, нахождения в служебной командировке, а также в случаях прекращения или приостановления его полномочий по основаниям, установленным федеральным законом … Гарантией процессуальных прав лиц, участвующих в деле, в случае замены одного из судей в процессе рассмотрения дела выступает правило, согласно которому разбирательство в этом случае должно быть произведено судом с самого начала (часть вторая статьи 157 ГПК Российской Федерации)».

Ни одного из указанных оснований для замены судьи Бугынина Г.Г. на судью Шевьеву Н.С. по делу не существовало.

При этом, Конституционным Судом Российской Федерации указано, что «Положения части 3 статьи 35 Федерального конституционного закона «О судах общей юрисдикции в Российской Федерации», подпункта 3 пункта 1 статьи 6.2 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации», определяющие полномочия председателя суда, в частности по организации работы суда и по распределению обязанностей между заместителями председателя, а также в порядке, установленном федеральным законом, - между судьями, не предполагают право председателя суда произвольно передавать дело от одного судьи другому судье этого же суда, т.е. без наличия на то установленных процессуальным законом оснований».

Ни малейших процессуальных оснований для передачи дела судье Шевьевой Н.С. не имелось. Более того, согласно названному Определению Конституционного суда Российской Федерации от 24 октября 2013 г. № 1601-О, подобная произвольная передача дела от судьи к судье ведет, «к принятию судебного постановления судом, сформированном в незаконном составе».

Эта позиция  Конституционного суда Российской Федерации была продублирована в его Определении от 03 апреля 2014 года № 565-О, в котором было прямо указано, что установленный порядок замены судьи служит гарантией от произвольной передачи дела от одного судьи другому судье этого же суда либо от произвольной замены судей при коллегиальном рассмотрении дела. Конституционный Суд Российской Федерации указал, что если замена в составе суда, рассматривающего дело, произведена без наличия на то установленных процессуальным законом оснований, то сформированный подобным образом состав суда должен быть признан незаконным, «что в любом случае влечет отмену принятого им судебного акта».

Более того, в соответствии со ст. 14 ГПК РФ состав суда для рассмотрения каждого дела формируется путем использования автоматизированной информационной системы. Аналогичные требования содержатся в Инструкции по судебному делопроизводству в районном суде (Утв. Приказом от 29 апреля 2003 г. N 36 Судебного департамента при Верховном Суде РФ). В Хамовническом районном суде г.Москвы возможности для использования автоматизированной информационной системы имеются. При таких обстоятельствах это требование закона является для рассматриваемого дела обязательным, однако оно было нарушено, что также привело к формированию незаконного состава суда.

Ко всему прочему, судьей Шевьевой Н.С. дело рассмотрено без  оформления принятия его к производству суда в составе названного судьи, что исключает возможность его рассмотрения судьей Шевьевой Н.С.

В соответствии со ст. 133 ГПК РФ судья в течение пяти дней со дня поступления искового заявления в суд обязан рассмотреть вопрос о его принятии к производству суда. О принятии заявления к производству суда судья выносит определение на основании которого возбуждается гражданское дело в суде первой инстанции. В определении о принятии искового заявления указывается на подготовку дела к судебному разбирательству, действия, которые надлежит совершить лицам, участвующим в деле, в том числе для примирения, сроки их совершения. Копии определения о принятии искового заявления к производству суда направляются лицам, участвующим в деле, не позднее следующего рабочего дня после дня его вынесения.

При этом, исходя из требований ст.14 ГПК РФ под «составом суда», рассматривающим дело, понимается конкретный судья (председательствующий), либо коллегия из трех профессиональных судей. Таким образом, исходя из смысла положений ст.ст.14,133 ГПК РФ судья Шевьева Н.С. не имела права приступать к рассмотрению дела без вынесения определения о принятии дела к производству судом в составе этого судьи. Такого определения судьей не выносилось.

При этом, после незаконного фактического принятия дела к производству, судьей Шевьевой Н.С. были грубо нарушены требования процессуального закона о подготовке дела к судебному разбирательству.

Согласно требованиям ст.147 ГПК РФ, после принятия заявления, судья выносит определение о подготовке дела к судебному разбирательству, указав в нем конкретные действия, которые следует совершить сторонам и другим лицам, участвующим в деле, а также сроки совершения этих действий, при этом каждая из задач подготовки дела к судебному разбирательству, перечисленных в ст.148 ГПК РФ, является обязательным элементом данной стадии процесса  (Постановление ПВС РФ от 24 июня 2008 года № 11). Согласно требованиям ст.150 ГПК РФ при подготовке дела к судебному разбирательству судья обязан совершить определенные процессуальные действия. При этом, в соответствии со ст.153 ГПК РФ судья, лишь признав дело подготовленным, выносит определение о назначении его к разбирательству в судебном заседании. (Постановление ПВС РФ от 24 июня 2008 года № 11).

Исходя из императивного сформулированного в ч.2 ст.157 ГПК РФ правила, «в случае замены одного из судей в процессе рассмотрения дела разбирательство должно быть произведено с самого начала». Согласно обязательной для правоприменения правовой позиции Конституционного суда Российской Федерации, выраженной в Определении от 24 октября 2013 г. № 1601-О, ГПК РФ, это правило является гарантией процессуальных прав лиц, участвующих в деле, в случае замены судьи в процессе рассмотрения дела.

Это императивное требование закона судом было нарушено. Определения о подготовке дела к судебному разбирательству судьей Шевьевой Н.С. не выносилось, никаких процессуальных действий, связанных с данной стадией процесса, не производилось. Более того, судьей в нарушение положений ч.2 ст. 157 ГПК РФ было отказано в удовлетворении ходатайства истца о распределении бремени доказывания по делу на том основании, что ранее при рассмотрении дела такое ходатайство ранее не заявлялось.

Наряду с этим, имеются основания полагать, что дело было рассмотрено судьей, заинтересованным в исходе дела в силу занимаемой им административной должности в структуре Хамовнического районного суда г. Москвы.

Поскольку судья Шевьева Н.С. является Заместителем председателя Хамовнического суда г.Москвы, согласно возложенным на нее должностным обязанностям и в соответствии с требованиями ст.35 ФЗ «О судах общей юрисдикции в Российской Федерации», в ее зону ответственности входят вопросы рассмотрения судьями этого суда (в том числе судьей Бугыниным Г.Г.) гражданских дел.

При таких обстоятельствах Заместитель председателя Хамовнического суда г.Москвы Шевьева Н.С. прямо заинтересована в стабильности принятых судьями этого суда решений по гражданским делам, в том числе в оставлении без изменения обжалованного истцом решения по делу № 2-355/2020, ранее уже упомянутого решения принятого по иску адвоката А.Р. Рамалданова к ФПА РФ.

Удовлетворение судьей Шевьевой Н.С. иска по делу  № 02-0136/2020 (№ 2-3961/19) автоматически привело бы к одному из двух последствий: либо отмене решения по делу № 02-0136/2020 (№ 2-3961/19), либо отмене решения по делу № 2-355/2020, поскольку одновременное существование двух противоречащих  друг другу судебных актов по одному и тому же предмету и основанию спора невозможно.  При таких обстоятельствах судья Шевьева Н.С. была непосредственно и лично заинтересована в отказе в удовлетворении иска НО «Адвокатская палата Удмуртской Республики», что и обусловило принятие ей незаконного решения по делу в виде отказа в удовлетворении заявленного иска.

Вышеизложенное наглядно показывает, что имеются весомые правовые и фактические основания для отмены решения Хамовнического суда г. Москвы от 30 сентября 2020 г., принятого по иску в защиту права адвокатов на обращение в государственные органы относительно противоправных действий, совершаемых руководителями органов корпоративного управления адвокатурой. По данным основаниям истцами направлены апелляционные жалобы в Московский городской суд.

12.  Об истинных функциях адвокатуры

Но вернемся к тексту анализируемого опуса. Дальнейшее свое повествование М.Н. Толчеев посвящает тому, что он, и еще некоторые лица, очевидно поддерживающие его взгляды на развитие российской адвокатуры, вынуждены вернуться к обсуждению неких «базовых ценностей» адвокатского сообщества, формирующих его как самостоятельный и независимый институт гражданского общества, однако затем, он в  крайне извращенном виде формулирует функцию адвокатуры, указывая, что она, якобы состоит в том, что адвокатура «процессуально противостоит органам, осуществляющим контрольные функции и функции уголовного преследования», а потому она «должна защищать свою отделенность и независимость от процессуальных оппонентов» обеспечивая тем самым некий «общественный консенсус».

При этом автор опуса не принимает во внимание, что в действительности функция адвокатуры, состоит совсем не в противостоянии с государственными органами, а в обеспечении оказания адвокатами квалифицированной юридической помощи. Это не адвокатура как социальный институт, а конкретный адвокат, назначенный государством или заключивший соглашение об оказании юридической помощи, пользующийся в силу закона определенными правовыми гарантиями и иммунитетами, в зависимости от избранной совместно с конкретным доверителем стратегии оказания квалифицированной юридической помощи по конкретному делу, может выступать в качестве процессуального противника конкретных должностных лиц конкретных государственных органов и иных участников производства по конкретному делу. Но не адвокатура!

И здесь еще следует отметить, что не следует путать гарантии независимости адвоката и адвокатуры с  личными гарантиями уголовно-правовой неприкосновенности адвокатов – членов органов корпоративного управления адвокатуры. Первые – установлены законом и постепенно развиваются, и, что называется, святы для адвокатуры. Вторых – нет, и не будет, несмотря на Ваши и Ваших соратников попытки их установить, сохранить и оправдать!

А в том, что ФПА РФ их и юридически и фактически установило, очевидно всем, но почему-то не автору опуса, не ФПА РФ, которые их же и установило и суду. Странная картина, не правда ли?!

Из буквального понимания соответствующих актов, в результате принятых Разъяснения 03/19 и Резолюции, фактически был установлен запрет для всех адвокатов Российской Федерации под угрозой лишения статуса, осуществлять обращения в любые органы государственной власти с заявлениями о проведении проверки в отношении органов адвокатского самоуправления, содержащими требования или призывы к вмешательству в их деятельность либо к осуществлению в отношении них проверочных и контрольных мероприятий.  

Эти принятые оперативно и келейно, без предварительного широкого обсуждения, реакционные акты являются яркой демонстрацией отношения "руководителей органов адвокатского самоуправления" к "рядовым адвокатам", подчеркивают стремительно усугубляющееся разделение адвокатов на "адвокатских управленцев" и "адвокатскую улицу", преследуют цель создать очередной барьер на пути становления и развития истинной самоуправляемости в адвокатуре, способствуют подавлению прогрессивных демократических начал и "инакомыслия", формируют мнение об адвокатуре как об архаичном клане "мафиозного" типа основным принципом которого является запрет на сообщение государственным органам о деяниях, совершаемых представителями "руководящей верхушки", способствуют стагнации в развитии адвокатуры и консервации значительного количества не решенных и с каждым днем усугубляющихся правовых и организационных проблем, с которыми ежедневно сталкивается адвокатура как институт гражданского общества и каждый адвокат в России.

В завершение вопроса о функциях адвокатуры отметим, что в рамках выполнения оказания юридической помощи адвокаты, осуществляют защиту прав, свобод и интересов доверителей, причем, хотя бы в силу положений ч.2 ст. 2 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» эта защита не может сводиться только лишь к процессуальному или иному противостоянию государственным органам.

Адвокатура – это не механизм противостояния государственным органам, а институт гражданского общества, обеспечивающий, помимо оказания квалифицированной юридической помощи всем лицам, во всех сферах и видах, еще и доступ к правосудию, общественный надзор за соблюдением правовых норм, совершенствование законодательства и практики его применения, профилактику социальных конфликтов, правовое просвещение, гармонизацию отношений между личностью, обществом и государством, а также осуществление защиты прав, свобод и интересов адвокатов[25]. При этом очевидно, что выполнение функций адвокатуры конкретными адвокатами, возможно без процессуального противостояния государственным органам, но невозможно без конструктивного взаимодействия с государственными и иными институтами, с гражданами и их объединениями.

А то, к чему адвокатов призывает (сознательно или бессознательно) вице-президент ФПА РФ, вполне может быть рассмотрено как некое проявление экстремизма.

13.  «Изворотливость» как норма поведения адвокатских управленцев?

Далее М.Н. Толчеев продолжает текстуально изворачиваться, и в попытке «увернуться» от буквального понимания текста написанного в оспариваемых актах, принятых ФПА РФ, доступного, впрочем, любому здравомыслящему лицу содержания, как это, например, доступно большинству писавших о деле журналистов[26], фактически фантазируя, выдвигает тезис о том, что «Сообщество не может поощрять требования лиц, не нашедших поддержки своим идеям в самой корпорации, о вмешательстве в разрешение внутреннего конфликта внешних сил, тем более что обеспечение независимости от влияния этих сил общественным консенсусом вменено в обязанность адвокатуры».

Про общественный консенсус, уже было написано выше, но относительно «сообщества», видимо, следует особо подчеркнуть, что не следует сообщество путать с фактически не избираемыми адвокатами  органами ФПА РФ - организации, членами которой адвокаты даже и не являются! ФПА РФ  сегодня - не представитель адвокатов, а представитель интересов руководства адвокатских палат.

Далее М.Н. Толчеев, опять же, оценивая других по себе, и оговариваясь «по - Фрейду», при этом совершенно правильно применяя предупреждение, но к своему же тезису подчеркивает: «Здесь не стоит вестись на очередную подмену: речь идет не о сообщении о преступлении. Мы говорим о требованиях проверочных и контрольных мероприятий.».  

Вот именно! На подмену вестись не стоит! В Разъяснении 03/19 и Резолюции речь идет именно о ЛЮБОМ обращения в  ЛЮБЫЕ органы государственной власти с заявлениями о проведении проверки в отношении органов адвокатского самоуправления, содержащими требования или призывы к вмешательству в их деятельность либо к осуществлению в отношении них проверочных и контрольных мероприятий. 

Ведь по смыслу терминов, «вмешательство» предполагает осуществление активного воздействия на объект, на процесс или на деятельность упомянутых в Резолюции № 03/19 органов с целью изменить ход их деятельности. Термины «контроль» и «проверка» являются в нормативной практике государственных органов однопорядковыми по своему значению, нередко интерпретируются друг с помощью друга, и при использовании в совокупности с термином «мероприятие» обозначают организованное действие (или совокупность действий), направленное на достижение определенной процессуальной или процедурной цели, состоящей в установлении действительности или недействительности того или иного состояния, наличия или отсутствия в реальной действительности определенного юридического факта, наличия или отсутствии отсутствия нарушения положений законодательства или иных нормативных правовых актов тем или иным действием или бездействием и т. п.[27] Поэтому в сферу действия Разъяснения № 03/19 и Резолюции,  в действительности, в отличие от пытающегося переистолковать содержание данных актов автора анализируемого опуса, попадают как заявления о совершении преступления, заявления о совершении административных правонарушений, обращения, поданные в связи с этими заявлениями и по другим основаниям, исковые заявления, административные исковые заявления, заявления о возбуждении исполнительного производства и др. обращения.

14. По себе людей не судят!

 Затем М.Н. Толчеев ставит ряд риторических вопросов, и при этом, пытаясь обвинить в неэтичных действиях истцов и поддерживающих их позицию адвокатов,  обнаруживает в своем утверждении искаженную личностную каузальную атрибуцию, иначе говоря, начинает судить о других по себе и по лицам, активно распространяющим и поддерживающим его посты и ссылку на анализируемую публикацию в социальных сетях: «Неужели мы как юристы не понимаем, насколько часто право на обращение с таким требованием используется недобросовестно, в угоду далеким от разумного целях. Да и просто из мести или неприятия существующего положения вещей, стремления к разрушению или самоутверждению. Кто-то мстит за решение по дисциплинарному производству, кто-то сводит счеты за неучастие в органах самоуправления, а кто-то присвоил себе роль надзора за коллегами.».

Ну что тут сказать, кроме того, что автор анализируемого опуса еще и других людей обвиняет в логических подменах и говорит что-то о гражданско- процессуальном доказывании! Результат налицо: вроде бы  в статье обсуждалось судебное решение, а аргументация его правильности основана на бездоказательственной оценке личности процессуальных оппонентов!

15. Ложные  исходные данные и законный порядок решения проблем

Затем автор, продолжая вводить читателя в заблуждение, пишет: «Неужели сообщество не вправе высказать нравственную оценку подобным поступкам? Неужели нам нельзя выразить свое отношение к поступкам адвоката, который записывает провокационный разговор с коллегой и передает запись правоохранительным органам с целью выбить его из процесса? Или мы не вправе осудить адвокатов, не признающих за коллегами целого субъекта Российской Федерации права самим разрешить свои проблемы так, как они считают нужным?».

Какое отношение к обстоятельствам, связанным с оспариванием Разъяснения 03/19 и Резолюции имеет абстрактный факт передачи правоохранительным органам одним адвокатом записи разговора с другим адвокатом с целью выбить его из процесса, честно говоря, абсолютно не ясно. Ясно как раз что - никакого.

Что же касается «разрешения проблем», то как в адвокатуре, так и в любой другой сфере, оно должно строиться на основании и в соответствии с законом, который, кстати, разрешает обращения в государственные органы любым лицам по любым вопросам относительно любых обстоятельств,  а также гарантирует защиту этих лиц,  с чем, кстати, согласился Хамовнический районный суд в своем решении.

16.  Все же запрет – есть?!

Далее вице-президент ФПА РФ, подчеркивает: «Мы осуждаем использование такого способа решения вопросов внутрикорпоративного взаимодействия как обращение к нашим процессуальным оппонентам с требованием провести проверочные или контрольные мероприятия в отношении коллег или органов адвокатского самоуправления. », забывая при этом, что Обращение 32-х, как и реакционные акты ФПА РФ, последующие за ним, были посвящены не вопросу внутрикорпоративного взаимодействия, а вопросу, связанному с совершением руководством адвокатской палаты Республики Башкортостан преступлений, при том что ФПА РФ на обращения адвокатов из Башкортостана, выступивших заявителями о преступлении, способами, предусмотренными законом со своей стороны не реагировала, а вопрос расследования уголовных дел отнесен УПК РФ к компетенции исключительно государственных органов.

На анализе дальнейшего безапелляционного утверждения вице-президента ФПА РФ, почти дословно воспроизводящем текст оспариваемых актов, о том, что «Такое обращение всегда создает угрозу другим ценностям адвокатского сообщества: независимости, корпоративности, авторитету адвокатуры, а также недопустимости для адвоката правового нигилизма, выражающегося, в том числе, в злоупотреблении законными правами.» детально останавливаться в данной публикации смысла нет, ибо подобный тезис детально опровергнут в монографии А.В. Рагулина «Трактат об Обращении 32-х, принципах, дискриминации и демократии в российской адвокатуре»[28], в которой также обосновано, что Обращение 32-х на самом деле лишь защищает ИСТИННЫЕ ценности адвокатского сообщества а не посягает на них. Поэтому книга, вероятно, стала «самой ругаемой» со стороны ФПА РФ книгой 2019-2020 г., и это при том, что по заявлению многих активных сторонников ФПА РФ они не считают для себя необходимым ее прочесть[29]! Лишь отметим, что утверждение автора опуса лишь дополнительно подтверждает выдвинутый истцами тезис о наличии запрета на обращения адвоката в Разъяснении 03/19 и Резолюции, что как говориться, и требовалось доказать….

Свой тезис автор опуса безуспешно пытается подтвердить следующим суждением: «…проблема нахождения разумного баланса между несколькими базовыми ценностями во всяком случае представляет собой сложную этическую ситуацию. И сообщество вправе вынести суждение: было ли такое решение адвоката добросовестным и действительно необходимым и не противоречат ли действия адвоката нашим этическим воззрениям и нормам Кодекса профессиональной этики адвоката. Или же это обращение является банальным доносом.» .

Тут автор, наконец, сам попадает в собственную ловушку, ведь оспариваемые акты, исходя из их текста, и исходя из содержания запросов адвокатских палат, по которым было принято Разъяснение № 03/19, прямо предписывают адвокатским палатам субъектов Российской Федерации считать обращения адвокатов в государственные органы относительно деятельности адвокатских палат и ФПА РФ нарушениями положений ст. 5 и ст. 9 КПЭА, а «сложная этическая ситуация», тем самым, именно вот таким вот образом УЖЕ разрешена КЭС ФПА РФ и Всероссийским съездом адвокатов!

17.  Какие социальные модели современной адвокатуры поддерживаются ФПА РФ ?

Далее М.Н. Толчеев отмечает: «…оппоненты не согласятся ни с какими доводами, поскольку просто не признают за органами корпорации, избранными адвокатами сегодня, права судить об этичности поступков членов сообщества и принимать решения от их имени. Но здесь уже речь идет о смене существующих социальных моделей и парадигм, а значит – о целях политического свойства и о желании поиграть в игры, далекие от интересов корпорации.».

Ну, хорошо, М.Н. Толчеев считает, что органы корпорации, которые в ней действуют сейчас, при том, что большинство из них не обновило свои составы по введенной с 1 марта 2020 г.  процедуре избрания советов адвокатских палат,  избраны, однако фактически в ряде регионов и в ФПА РФ это совсем не так. Но как можно заявлять что существующие сегодня в адвокатуре «социальные модели» и парадигмы» отвечают ее интересам, и менять их не следует. А почему, собственно, не следует их менять?  

Представляется необходимым отметить, что неплохо было бы в скором времени увидеть в открытой печати ответы на вопросы о том, почему российской адвокатуре XXI века НЕ СЛЕДУЕТ отказываться, например от таких практикуемых в органах корпоративного управления адвокатурой «социальных моделей и парадигм» как:

- отсутствие эффективной системной деятельности в области осуществления конкретных действий по защите профессиональных прав адвокатов[30];

- сращивание, в ряде регионов, органа управления крупнейшего в регионе адвокатского образования с органом корпоративного управления адвокатурой[31];

- поддержка законодательных инициатив, идущих вразрез с интересами адвокатов[32];

- противоправное получение денежных средств от претендентов на получение статуса адвоката[33], иные злоупотребления в сфере приема в адвокатуру[34];

- установление для претендентов на получение статуса адвоката, для отдельных групп адвокатов различного рода дискриминационных ограничений, в том числе, введения имущественного[35] и возрастного цензов[36];

- установление для адвокатов ничем не обоснованных  денежных сборов в пользу адвокатских палат[37], финансовые злоупотребления, связанные со сбором и распоряжением денежными средствами, образуемыми за счет обязательных отчислений адвокатов[38];

- невыполнение или неполное выполнение предусмотренной законом обязанности по размещению на сайтах в сети «Интернет» информации о годовой финансовой отчетности, о решениях, принятых советом ФПА РФ и адвокатских  палат субъектов РФ, о сделках, в совершении которых имеется заинтересованность членов совета палат[39];

- несоответствие формально закрепленной в КПЭА и актах адвокатских палат субъектов Российской Федерации процедуры осуществления производства по дисциплинарному делу в отношении адвокатов минимальным стандартам, отраженным в нормах международного права;

- бездействие в ответ на обращения адвокатов, их общественных объединений,  требующих установить режим законности и правопорядка в адвокатуре, защитить адвокатов от необоснованных претензий и преследований со стороны адвокатских управленцев, в том числе – от безосновательного прекращения статуса адвоката[40];

- отсутствие открытого широкого обсуждения в адвокатском сообществе положений действующих и принимаемых  корпоративных норм, а фактически – «келейное нормотворчество» органов корпоративного управления адвокатурой[41];

- введение в ряде органов корпоративного управления адвокатурой принципа непотизма (предоставления преимуществ со стороны вышестоящего руководителя по признаку родства или свойства) как основы формирования их кадрового состава[42];

- осуществляемое ФПА РФ вопреки закону вмешательство в деятельность органов управления адвокатских палат субъектов Российской Федерации[43], последовательное осуществление действий по включению в законодательство положений, которые расширяют права ФПА РФ в части возможности оказания воздействия на адвокатские палаты субъектов Российской Федерации с целью выстраивания в адвокатуре жесткой командно-административной системе, управляемой фактически не избираемыми адвокатами лицами[44];

- отсутствие эффективных внутрикорпоративных механизмов, обеспечивающих личную ответственность президентов адвокатских палат, членов советов адвокатских палат, квалификационной и ревизионной комиссии, за осуществляемые ими действия и принимаемые решения, а также возможности выражения адвокатами вотума недоверия этим лицам и отстранения их от исполнения своих обязанностей по требованию адвокатов;

- отсутствие надлежащего уровня регламентации правового статуса адвоката как лица, осуществляющего финансирование деятельности ФПА РФ и адвоката как члена адвокатской палаты, вследствие чего создаются препятствия в реализации  права на получение информации о деятельности органов корпоративного управления, на участие адвоката в обсуждении внутрикорпоративных инициатив, инициирование принятия корпоративных актов;

- отсутствие системы, позволяющей каждому адвокату реально реализовать свое право избирать и быть избранным в органы корпоративного управления адвокатурой, отсутствие эффективных демократических процедур избрания адвокатами членов органов корпоративного управления адвокатурой,  членов ревизионной комиссии и адвокатов - членов квалификационной комиссии[45];

- проведение порочащих информационных кампаний, различного рода угрозы, оскорбления, необоснованные дисциплинарные преследования в отношении адвокатов, не желающих мириться с перечисленными выше злоупотреблениями в деятельности руководителей органов корпоративного управления адвокатурой и негативными чертами современной адвокатуры и открыто высказывающих свое мнение[46];

18. «Изба» должна быть избавлена от «сора»!

Единственное, в чем, пожалуй, автор опуса прав, да и то - частично, так это в трактовке выражения «не выносить сор из избы», которое, как он отмечает, «восходит к языческим поверьям о том, что, используя этот сор: волосы, вещи домочадцев и т.д., враги семьи могут наслать на них порчу и причинить вред. А потому сор необходимо сжигать в печи, не предоставляя врагам такой возможности.»[47]. Хорошо, врагам не предоставим, ну а сами-то когда будем «сжигать»?! Конкретные полномочия по наведению «порядка» в регионах у ФПА РФ есть. Конкретные акты злоупотреблений в регионах, в частности в Республике Башкортостан выявлены, обсуждены в СМИ и в социальных сетях, фактически подтверждены, но решений, в со-возглавляемой автором статьи организации  по ним никаких не принято! Почему?

Также в качестве уточнения необходимо обратить внимание на то, что исследователями проблематики происхождения различных устойчивых выражений отмечается, что «сожжение сора в печке («сердце» дома) - это метафора самостоятельного и совместного преодоления неприятностей и конфликтов, которые  не замалчиваются (мусор не заметается под ковер или в темный угол)»[48]. Вот оно как оказывается! Вот о чем умолчал господин М.Н. Толчеев.   

Из этого, естественно, возникают и новые, вполне себе не риторические вопросы:

1. До каких пор представители органов управления ФПА РФ будут, не реагируя на многочисленные обращения адвокатов из различных регионов Российской Федерации  о нарушениях и злоупотреблениях, допускаемых адвокатскими управленцами, копить сор в нашей общей адвокатской «избе»?

2. Когда именно эти лица начнут самостоятельно «сжигать» накопившийся за период своего многолетнего управления адвокатурой «мусор» финансовых злоупотреблений, запретов, преследований, мздоимства, злословия, кумовства, непотизма, и тому подобных аморальных и противоправных социальных моделей?

3. Не пора ли, некоторым из этих лиц начать это делать с себя?